Рисунок:
В «Американсом фрике» Винс Локк был просто ужасен. Здесь, без довеска в виде унылой плоской покраски, его множество слегка дерганых линий выглядит весьма достойно, поддерживая некоторый уровень условности происходящего, но всё-таки отчётливо сохраняя ощущение реалистичности. Впрочем, есть здесь и проблемы, но о них чуть позже.
Мнение:
Давайте-ка, я начну с того, что не будет интересно абсолютно никому.
Помню, несколько лет назад мне зачем-то понадобилось побеспокоить папу, работавшего тогда с очередным сценарием. Заметив, что я зашла в кабинет, родитель, не дав мне открыть рот, подозвал меня к столу и попросил посмотреть на открытый документ:
- Смотри сюда.
- Ну, "Подводная лодка поднимается из воды"...
- Смотри на цифры, сколько длится этот план.
- Минута четырнадцать секунд.
- Да. Держи секундомер, и попытайся себе это представить.
- ...Слушай, но это же нечеловечески долго!
- Посмотри теперь вообще на цифры.
- - Хм... слушай, а что-нибудь короче тридцати секунд и длиннее двух с половиной минут тут есть?
- Нет. Это видеоклип, увеличенного масштаба. И я уже не знаю, как объяснять [...], что так делать нельзя.
Именно этот эпизод я вспомнила, когда задалась вопросом: что же не так с "Историей насилия"?
Можно сколько угодно утверждать, что комиксы - это самостоятельная художественная форма, со своим собственным изобразительным языком (и это правда), но всё-таки, говоря о комиксах, полностью уйти от сравнений с литературой и с кинематографом невозможно. В частности, работа с временем аудитории в комиксах (по крайней мере в тех из них, которые могут похвастаться чёткой нарративной структурой) имеет очень много общего как с кино, так и с художественной литературой. С одной стороны, комиксы обладают "преимуществом" кинематографа: они могут в прямом смысле слова показывать картинку, а не описывать её, с другой - комиксы не обладают кинематографической возможностью экономить пространство/время, сводя описания к картинкам, поскольку всё остальное в комиксах сводится к картинкам ровно так же. Тематически, символически и эмоционально значимый пейзаж, описание которого занимает в книге ровно те же три страницы, что и напряжённая конфронтация, в кино соотношение может быть двадцать секунд к трём минутам, но в комиксе сделать его таким же с сохранением значимости пейзажа сделать практически невозможно.
К чему это я?
Вот к чему: "История насилия" невыносимо, нечеловечески затянута.
В этом комиксе автор без сомнения мастерски делает две вещи: во-первых, создаёт атмосферу пространства, показывая улицы, помещения, поля и заброшенные дороги, а во-вторых, создаёт атмосферу человеческую, многочисленными диалогами вырисовывая личность каждого из участников разворачивающейся драмы. Проблема в том, что после всего этого сама проявляющаяся короткими вспышками драма разочаровывает, оказываясь угнетающе незначительной по сравнению с собственным фоном. Это даже не проблема обманутых ожиданий: автор не «обламывает» читателей неудовлетворительной развязкой после яростно нагнетаемого саспенса. Просто интенсивность, эмоциональное воздействие «шокирующих» событий не дотягивают до способности разбить настороженно-медитативную тоску, кропотливо созданную множеством предшествующих страниц, и оттого события эти воспринимаются не как внезапное падение с обрыва, а как мелкая колдобина на ровной дороге. И если даже намёк на предложение уделять поменьше места развитию персонажей может показаться святотатством, то улицы с полями вполне можно было бы и подрезать.

Но это, конечно, всё была одна сторона. Для того, чтобы обсудить вторую, надо, наконец, вспомнить наверняка виденную многими экранизацию с Вигго Мортенсеном и Марией Белло. Точнее, надо вспомнить, что экранизацией этого комикса фильм «История насилия» может считаться с огромной натяжкой, и это совсем не тот случай, когда стоит возмущаться небрежным отношением Голливуда к оригинальному материалу.
Фильм Кроненберга целиком посвящён тому, что в комиксе является лишь одним аспектом, одной стороной происходящего. И знаете что? Создатели фильма - молодцы: они смогли разглядеть в этом сюжете интересную психологическую семейную драму, которую авторы комикса сперва отодвинули в сторону, а потом и вовсе благополучно похоронили под рассказом о кровавых и жестоких, но довольно стандартных околомафиозных разборках.
Размышления над вопросом «кто такой Том МакКенна?» занимают от силы первую треть «Истории насилия». Уже во второй части трехсотстраничного комикса интрига, завязанная вокруг личности главного героя заканчивается, и следующие сто страниц посвящены рассказу о том, как именно много лет назад Том и его лучший друг насолили мафии. Иными словами, треть комикса занимает флэшбэк, показанный в таких подробностях, знать которые читателю, уже находящемуся в точке «N лет спустя» и примерно знающему, чем всё это закончилось, просто не надо. Нет, мы не узнаём ничего нового, точнее, ничего, что хоть как-то меняло бы уже сложившееся представление о происходящем. Этот кусок рассказывается не как пояснение и ключик к пониманию, а как самостоятельная история, прерывающая собой другую самостоятельную историю.

И ни одну из этих самостоятельных историй нельзя назвать особо интересной. И сложно сказать, почему именно: то ли дело в самом раскладе, то ли в персонажах.
Авторы, как я уже сказала выше, с огромным умением создают многогранных, живых персонажей. Но «живой», увы, ещё не значит «интересный». На страницах комикса нет ни одного человека с чем-то, хотя бы отдалённо напоминающим харизму, и это при том, что нам, помимо прочих, показывают параноиков, торгующих оружием, и мафиозных боссов. Обилие нюансов каким-то образом оборачивается не любопытной многогранностью, а однородным серым месивом. Серость Тома уничтожает саму возможность заинтересованности в ответе на вопрос «переживёт ли он месть мафии», а именно этот вопрос оказывается главным вопросом «Истории насилия». О нём не получается волноваться даже как о муже и отце – настолько неинтересны его жена, в отличии от героини Марии Белло вечно готовая однозначно поддерживать мужа, и в последней части убранные из кадра дети. После прочтения комикса хочется, как после вечера на скучной вечеринке, спросить: зачем я потратила столько времени на этих людей?
И, ну конечно же, «насилие». Утверждать, что Винс Локк не умеет рисовать исполненные жестокостью сцены, было бы смешно – чтобы опровергнуть это утверждение, достаточно открыть поиск изображений и набрать слова Cannibal Corpse. Но каким то образом контекст общей затянутости и серости (доля вины в которых художника – вопрос открытый) полностью съедает «шокирующий» потенциал даже самых кровавых из демонстрируемых в кадре событий. И если за спокойствие, с которым воспринимаются струи тёмной жидкости, хлещущие из пулевых ранений теоретически можно было бы сказать «спасибо» кинематографу и видеоиграм, то то же спокойствие, сохраняющееся при взгляде на тело человека, последние двадцать лет подвергавшегося самым изощрённым пыткам, полностью на авторах (на всякий случай: это пишу я, чей желудок слабоват и для «Пилы» и для «Хостела»).

При всём том, я даже не могу сказать, что мне так уж не понравился этот комикс. Нет, он меня скорее… разочаровал тем, что не смог вызвать сколь-нибудь значимую эмоциональную реакцию. Признаюсь честно: возможно это отсутствие реакции во многом было своеобразным ответом автору, который своими словами в предисловии к комиксу ненароком задал у лично меня… определённый уровень скепсиса.
О, правда? Ну посмотрим.
Я, знаете ли, не очень люблю, когда автор знает, какую реакцию у меня вызовет его творчество. Да, он может и должен стараться добиться этой реакции, но сработает или нет – решать мне.
Сравнительно комикс вполне неплох, особенно если растянутые атмосферой и детализацией истории о том, как мафия разбирается с теми, кто им насолил, и как они разбираются с мафией – в принципе «ваше». Но вот что точно помогло бы этой вещи – это сокращение её раза в полтора, а то и в два.
Спасибо огромное.
Правда спасибо, мне это чень важно, и я безумно тронута, настолько, что даже слов нормальных подобрать не могу.