Сюжет:
В уже не таком уж и далёком 2039 году. после войн, после новых изобретений и изменивших мир событий, в Нью-Йорке, являющемся, как мы все знаем, центром мира, несколько молодых людей живут свои обычные жизни. Ким, барменша в гастро-клубе, где танцовщицы при помощи специальных приборов показывают публике свои внутренности, боится за свою жизнь. Стрел, её подруга и один из менеджеров клуба и мать-одиночка беспокоится о Ким, о своём сыне и о Илое - её кузене-художнике. Хайтус, ветеран и боец пытается, вернувшись после нескольких лет отсутствия в город, пытается исправить то, что натворил раньше, то есть, помимо прочего, помириться со Стрел и их сыном. А Джон, работющий всё в том же клубе мальчиком на побегушках, больше всего хочет добиться внимания Дэйзи - мотающейся по миру и ненадолго приземлившейся в Нью-Йорке танцовщицы гастро...
Мнение:
Тут вот какое дело: когда речь заходит об искусстве, я по умолчанию являюсь принципиальным приверженцем… ну не то чтобы минимализма, но, скажем так, эргономичности. Эффективности. Максимального КПД.
Мне вообще крайне близко представление о художественной форме как о языке. Произведение искусства есть, в зависимости от того, что мы думаем об авторе Шрёдингера, либо самостоятельный информационный заряд, либо акт коммуникации автора с аудиторией. В идеале каждая точка его физического оформления, каждый приём, каждый оборот, каждый мазок, каждая нота, каждое слово должны «работать» на тот самый пресловутый «мессэдж». Если говорить чуть приземлённее и чуть глобальнее одновременно, в идеале сам выбор конкретной художественной формы должен быть обусловлен степенью потенциальной эффективности её в передаче идеи. Разумеется, в жизни всё не так радостно, и большинство авторов даже самого высокого уровня как минимум после какого-то момента руководствуются скорее очевидным принципом «делай то, в чём ты мастер»… но это уже разговор отдельный. Если же подходить с другой стороны, то появление и существование художественной формы само собой демонстрирует её необходимость: слова появляются потому что они нужны. Можно задаться любопытным вариантом вопроса про курицу и яйцо: являются ли авторы, гениальные в том или ином медиуме, таковыми потому, что им в голову приходят идеи наилучшим образом оформляемые именно в «их» форму, или же их врождённый талант диктует движение их мыслей?
Так, о чём это я? Ах да, 100%. Вот к чему это всё: я считаю, что существование «жанровых» художественных произведений, в частности фантастики в самых различных медиумах обусловлено тем, что фантастика, со всеми законами этого жанра, позволяет говорить нечто такое, что без её приёмов сказать… ну, допустим, заметно тяжелее, будь то исследование природы человека и общества, раскрывающихся в фантастических обстоятельствах, выстраивание гипотез или что-либо ещё. И лучшие произведения жанра раскрывают этот огромный заложенный в нём потенциал.
…Или мы можем просто поиграть в прикольном антураже!
Не подумайте плохого, меньше всего мне бы хотелось оказаться в роли зануды, бурчанием приговаривающего «пустые развлечения». Окей, может быть и не меньше всего, но меньше многого уж точно. Я более чем готова простить художественному произведению «красивости» и «финтифлюшки при одном условии: они должны мне нравиться как самостоятельные эстетические единицы. От «фантастических» элементов тут мне в лучшем случае никак, что делает их «сверхуприкрученность» для меня болезненно-очевидной: то самое «гастро» не впечатлило меня настолько, что я сразу же задалась вопросом о том, что бы изменилось, будь героиня просто стриптизёршей. Если бы герои использовали мобильные телефоны. Если бы показываемые события происходили лет на тридцать пять раньше. Ответ: ничего. Ладно, буду справедливой: есть сцена, в которой фантастический элемент работает на всю катушку, и передать заряд которой без него было бы гораздо сложнее (но не невозможно). Она хороша, хоть и не способна оправдать собой всё остальное.
Есть тут, впрочем, ещё один момент. Почему «Ста процентам» я предъявляю претензию, которую сознательно
не предъявила, например «Оригиналам»? Потому что последние, (оставляя за скобками всё остальное, написаны «100%» очевидно лучше) были в своей эстетике последовательны и всеобъемлющи, атмосферу там держит каждый кадр. «Сто процентов» же в этой части опираются на несколько ярких деталей, и стоит им пропасть из поля зрения, мы возвращаемся в мир, ничем не отличимый от существующего за окном.
В этом месте многие (по крайней мере те из вас, кто не очарован моим метким слогом до неспособности признавать даже возможность моей неидеальности) справедливо отметят, что всё вышесказанное - всего лишь растянутая на несколько абзацев мелкая придирка. Ответить на это можно старым-добрым «если читатель обращает внимание на такие вещи, значит автору просто не удалось его захватить». И да, захватить меня этой истории не удалось, хоть это и хорошая история.
А она хорошая. Несколько так или иначе связанных между собой людей с их обычными жизнями. Никаких экстремальных происшествий и исключительных персон. Любовь, искусство, страх, вера, надежда, деньги. Отношения.
Есть в «Ста процентах» кое-что очень ценное. Это не то чтобы атмосфера, скорее дух, чувство, ощущение. Всё происходящее, жизни всех героев наполнены тревожностью современного городского существования. Это даже не про дружбу или любовь, не про одиночество или стабильность. Это про беспокойство. Про желание зацепиться, найти точку опоры, точку отсчёта, из которой можно будет выстроить координатное пространство своего существования в мире. Придумать хороший конец, даже если на самом деле всё было не так. Будет не так. Потому что неважно, сколько к тебе тянутся ниточек-связей, ты всё равно чувствуешь себя случайным листком в трясущейся от ветра паутине.
При этом «Сто процентов» - история о постоянстве, том, которое часто называют «верностью себе». О его важности. Его ценности. Его временами разрушительности и его неизбежности. Ты можешь попытаться что-то исправить, и у тебя может даже получиться. Но дорога, по которой ты идёшь, останется той же, что и раньше. И иногда именно это – самое лучшее, что только могло бы с тобой случиться. А иногда – нет.
На пересечении духа и темы рождается прекрасный клубок связанных между собой только участниками событий историй. Получится ли что-нибудь у посудомойщика и танцовщицы? Сможет ли боксёр уговорить мать своего ребёнка вернуться к нему? Стоит ли художнику продаться. и можно ли избавиться от страха, положив в карман пушку?
Большую часть комикса рисунок заполняет панели пластичными, колеблющимися и местами трясущимися формами, умножая (создавая?) ту самую тревожность, балансируя на грани монохромной какофонии, но ни разу не скатываясь в грязноватость. Невротичность линий сочетается с какой-то почти монументальностью объёмов. «Сто процентов» населены каменными статуями на грани нервного срыва, и это восхитительно, как восхитителен и грязный, неуютный вообще, но в то же время невероятно теплый в отдельных, избранных местах город.
Местами может показаться, что комикс пытается что-то сказать про общество и его проблемы. Это не так, во всяком случае не в смысле «обличения пороков». Так или иначе происходящее с героями обусловлено даже не человеческой природой вообще, а прежде всего ими самими… и хотя они, в свою очередь, без сомнения во многом обусловлены окружающим миром, эта обусловленность такова, что будь они другими, их бы просто не было. Они существуют здесь и сейчас, они вот такие – в чём-то поломанные, в чём-то напуганные, слегка запутавшиеся и не очень понимающие, что и зачем происходит. Мечтающие. Надеющиеся.
У них всё будет хорошо.
Или нет.
После того, как я в компании высказала то, что я думаю об этом комиксе, мне открыли его последнюю страницу и спросили: "Ну и как после этого можно не любить этот комикс?"
Можно. Правда-правда. Но тем, у кого не получается, я, пожалуй в чём-то даже слегка завидую.