Продолжение обсуждение Jaya и Ларош комикса Чарльза Форсмана "The End of The Fucking World". Первая часть здесь.
Часть вторая - со сто четвёртой страницы и до конца
Страницы 104-106
Ларош: Эта глава интересна еще тем, что хотя это "глава Джеймса", он в ней не говорит и почти не действует. Он следует за Алисой, а потом мы видим первую и единственную смену фокуса в этом романе.
Ларош: А теперь объясни мне, почему сцена с новой женщиной папы не является еще одной бесполезной. Кусочек, в котором Алисса решает взять дело в свои руки, можно было бы сделать и встречей с папой. А что папа бросил больше одной семьи, я и так бы догадался.
Jaya: Не объясню.
Страницы 107-108
Ларош: И вот она, татуированная пентаграмма. Которая отвлекает меня от очень слабого диалога в этом куске.
Jaya: А вот вопрос. I thought you was a cop - такая ошибка вообще возможна? В смысле в реальной произносимой человеком, для которого язык родной, речи?
Ларош: Я думаю, да. Говорят же они "Is you [somebody]?"
Jaya: Просто was на языке идёт тяжелее, чем were.
Ларош: Нам не понять до конца, я думаю .
Jaya: Ну ладно, хорошо. Допустим это такая речь реднека, нам непонятая. А я вот смотрю на сцену с висящим телом. И задумываюсь: а как именно его туда подвесили? Где та стремянка, или что там ещё? Но автора такие вещи, конечно же, волновать не должны.
Страницы 109-117
Ларош: Сцена с кошкой отзеркалена сценой с собакой.
Ларош: Меня просто озадачивают две следующие главы. Там вроде бы и много сказано, и много показано - но финал этой части для меня совершенно неожиданный. А кое-что в нем я и вовсе не могу объяснить.
Jaya: Ты что имеешь в виду? Траву?
Ларош: А это точно трава? В таком случае я проморгал на нее прямые указания.
Jaya: Ну а что ещё? Странный запах, дым. Я это себе объяснила как траву.
Ларош: А ты должна отметить такое настоящее-настоящее занятие для мужчины в глубинке - чинить машины. Помнишь, в Полипе это тоже подавалось, как настоящее дело для серьезных мужчин?
Jaya: Вообще отец Алиссы довольно странный персонаж.
Ларош: Чем? Ну, кроме того, что непонятно, почему он вызывает полицию.
Jaya: Вот как раз этим.
Ларош: А, ну и еще тем, что он вроде как любит Алиссу, в главах про него нет никаких признаков того, что он это неискренне - а потом ты вспоминаешь, что у него есть еще как минимум одна брошенная семья с ребенком.
Jaya: Ну, опять же, слушай. Любит-любит, -надцать лет не проявлялся. То есть я вот тут непоследовательности не вижу. Появилась уже практически взрослая женщина, о которой заботиться в общем не надо, достаточно правильно по голове гладить время от времени. Многого не просит. Чего б не любить. Заодно погладить себя по голове: я хороший отец.
Ларош: Ну, мы же не знаем, что там с матерью. Может, там вообще restraining order . Ну окей, я пытаюсь верить в лучшее этого комикса .
Страницы 118-121
Ларош: И, скажем, думать, что страница с поездкой на пикапе - она про покупку травы или еще что, а не просто незначимая страница, служащая, как место для плашек с закадровым текстом Джеймса.
Ларош: Ну вот это, кстати, явно не случайно - они не садятся в кабину пикапа к нему, они у него в кузове. Это символично.
Jaya: Да, согласна. Ну и то, что отец Алиссы решает, что Джеймс "ничего". Это надо... очень интересно видеть мир. В том смысле, что Джеймс не то чтобы был так уж отлично адаптирован.
Ларош: Ну, мы видим практически никаких их взаимодействий. То, что видим - вполне нормально. Ну, натурально "сойдет для сельской местности". Отец Алиссы ведь тоже не то чтобы адаптирован.
Страницы 122-126
Jaya: Ну да. И "Хороший человек, у которого не хватает некоторых частей". Это нам говорит прежде всего о том, как Джеймс разбирается в людях.
Ларош: Есть какой-то смысл в том, что мы не видим, как Джеймс оба раза бросает нож?
Jaya: Не думаю.
Ларош: Дальше-то все понятно - отец Алиссы подобрел к Джеймсу, как только решил, что превосходит его, как мужчина.
Jaya: Ну да. Хорош, но не слишком хорош.
Ларош: И тянущийся всю книгу мотив - Джеймс не понимает алкоголя.
Страницы 127-134
Jaya: Эта рука.
Этот... символизм.
Ларош: А вот мне мерещится, или эта дымящаяся штучка на столе - это скорее трубка для крэка, чем остатки косяка? У крэка есть аналогичный по силе запах, в общем-то.
Jaya: А, да. Возможно. И более подходит.
Ларош: Не, я передумал.
Jaya: Стоп. А не meth?
Ларош: Он же засыпает вроде. Ни крэк, ни мет не уложат его спать. Но да, трубка принципиально одна и та же.
Jaya: Не, почему. Мет уложит. Сильно не сразу, но уложит.
Ларош: Ну вот когда он покурил и пошел ножи метать - это понятно. А заперся в комнате, покурил и упал головой на стол - это очень странно для них обоих.
Jaya: Ну теоретически там есть поздняя стадия погашения организма, насколько я сейчас читаю. Мог до неё не успеть проглотить заготовленную дозу.
Страница 135
Ларош: Вообще, AFAIK, мет дает гораздо менее сильный запах в помещении. Но мало ли. Ладно. В любом случае, BECAUSE PLOT происходит и Джеймс завершает свою персонажную арку тем, что оберегает Алиссу. А Алисса однозначно определяется с тем, что любит Джеймса. По третьему, кажется, разу.
Jaya: Вообще у неё прекрасное развитие персонажа. Раньше она любила Джеймса, теперь она любит только Джеймса.
Ларош: Ну, по пути она посомневалась. Причем как посомневалась - ушла от него, тогда он немедленно попал в передрягу и понял, как она ему важна. И она тут же вернулась.
И несмотря на то, что наши герои, по идее, пересекли границу штата как минимум раз, за ними приходит та же женщина-коп. Она все-таки на самом деле коп, ее даже сопровождает местный шериф.
Jaya: И она левша. Она всегда была левшой? В смысле женщина-коп? Нет, не всегда. Ну, автор!
Ларош: Я смотрю, ты проникаешься и моими пунктиками тоже . Нет, конечно, левшей в комиксах не существует, пока кто-то не ошибается или не перерисовывает страничку через зеркало.
Jaya: А, нет, я же теперь стреляю. Если бы не пистолет, я бы не обратила внимания.
Ларош: Эта картинка явно отзеркалена. У ОБОИХ копов пистолеты в левой, причем если посмотреть на то, как распахивается дверь, то им было бы неудобно ее открывать.
Jaya: Причём в принципе пистолет в левой руке держать можно. Но на курок - только пальцем ведущей руки.
Ларош: На спусковой крючок! . Мало еще стреляешь .
Jaya: Да, кажется именно так его называет инструктор, когда говорит, что я жму не той фалангой и вообще дёргаю).
Страницы 136-144
Ларош: А в следующей главе первая плашка дана белым, а остальные - черным. Это прием или это приехали уже?
Jaya: Вот хороший вопрос. ОЧЕНЬ хороший. Подозреваю, что приехали уже. И точка начала надреза щеки магическим образом перемещается между кадрами, почему бы и нет.
Ларош: Между тем я все еще не могу понять, зачем нужна эта пентаграмма на груди. Почему не что-то более тонкое. "Да, в полицию взяли женщину с пентаграммой на груди и не удивились".
Jaya: Ага. Особенно у полицейской. Поправь меня, если есть повод: они разве не переодеваются время от времени друг при друге?
Ларош: О том и речь.
Ларош: CRUNCH - не самый лучший звуковой эффект для передачи драматизма сцены. Это при том, что в остальном сцена работает. Грубо, жестоко, ощутимо.
Jaya: В рамках страницы? Да, работает.
Ларош: Самым классическим приемом, усвоенным еще от Дитко и Ромиты. Наездом.
Jaya: Но вот как будто BLAM - хороший эффект.
Ларош: Нормальный, нет? Чтобы ты вместо него поставила?
Jaya: Не знаю. Может я уже придираюсь.
Страницы 145-153
Ларош: Ну и последняя глава без названия.
Jaya: А она точно отдельная глава?
Ларош: Композиционно да. С открывающим сплэшем, отделяющей страницей - где нет названия - и положенным количеством страниц.
Jaya: Оу. Тогда получается, что Игнаца дали вот этой главе. Я... я чего-то не понимаю в этой жизни.
Ларош: Типа, последней?
Jaya: Шестнадцатой. Всего их шестнадцать.
Ларош: Я так думаю, последней дали по совокупности.
Jaya: Ладно, допустим. Потому что она ни о чём и ни про что.
Мама Алиссы - ну вот такая мама, что это снова сырой картон.
Ларош: Впрочем, картунинг (да простят меня) здесь неплохой. И отсылки к "Peanuts" торчат, как надо.
Jaya: Да-да, тут у автора снова припадок компетентности.
Джеймс погиб но не забыт. Членовредительство. Точка.
И, надо сказать кое-что хорошее: в отличие от некоторых, закончил Форсман нормально. Ну, приличный эпилог.
Ларош: Да. И, в общем, именно комиксный. В кино это бы так не работало. И подумать только, нынче "владеет спецификой формы" - это комплимент.
Ларош: Окей, это стоит двадцать долларов, ладно.
Jaya: Двадцать долларов. Всего в полтора раза дешевле, например, вот этого (обрати особое внимание на количество страниц).
Ларош: Но я еще раз как подумаю, что это можно было читать два года в шестнадцать заходов...
Jaya: А вот так вот оно.
Ларош: Это сегвей к тому, что мы прочтем в следующий раз? Ведь нет же .
...а могли бы?
Jaya: Ну почему "бы").
Ларош: В любом случае, время закругляться. В отличие от Мазукелли, я не вижу тут, о чем писать рецензии.
Это... комикс. В нем есть история. Персонажи. Эти, как их. Повороты сюжета.
Jaya: Знаешь, я может быть соберу себя на пару абзацев.
Ларош: Окей, я тогда тоже сделаю усилие .
Jaya: Но я разделаю твоё впечатление. И снова вспоминаю свою грусть.
Ларош: Ты обещала под занавес сказать про женские образы. Или в рецензии? Потому что я вот понял, про что я скажу в рецензии - про психопатию.
Jaya: Да что там говорить. Их в общем-то нет. Есть Алисса, которая, если её поскрести, оказывается пустым местом, чья задача - очеловечивать Джеймса и реагировать на него. Всё остальное, как я уже сказала, мокрый картон. Другое дело, что с мужчинами у автора не сильно лучше.
У меня есть глобальный вывод. И он про то, о чём мы говорили в начале. Это - печальный итог той самой моды на low-fi, когда ради осколка чувства готовы простить в общем-то... всё. С этим, однако, вот какая проблема: я рада за тех, кому этот осколок чувства может заслонить все недостатки. Я, увы, не из них.
Ларош: Я не вижу чувства, собственно. Я вижу несколько недурных наблюдений за подростками.
Jaya: Я вижу его в смысле "что хотел сказать автор".
Ларош: Автор выруливает на "я понимаю, что связывает людей", но делает это с таким персонажем, вместе с которым не хочется понимать. Он последовательно проводит сцены, показывающие степень отчужденности, а где-то - и "бесчеловечности" героя, а потом рывком ставит все это в положение "любовь побеждает".
Jaya: Вот тут я вспомню маму. Что если считать её "заготовкой". То есть допустить, что её он любил? Нет, всё равно не выходит, конечно же. И да, вот это его понимание связей между людьми... оно проявляется как именно? Готовностью жертвовать собой ради Алиссы? Так он и раньше вполне это разыгрывал, да и, как мы знаем, физической боли он не боится. Или важно, что теперь он готов бороться? Так и раньше вроде... Или дело в том, что теперь это всё делается С ЧУВСТВОМ?
Ну и послесловие, необходимость написания которого нас несколько деморализовала:
Говорит ЛарошГоворит Ларош:
Джадис говорит, что с того момента, как мы записали этот лайвблог, прошло уже десять месяцев. Я совершенно не помню, как это произошло. Помню, что садился за написание послесловия с дюжину раз, и ни разу ничего не придумал. Эта пост-рецензия дезориентирует меня не меньше, чем графический роман, которому она предназначается. Впрочем, мы не пишем о злободневном, так что наши редкие ругательные рецензии на то, что хвалят все остальные - вне времени.
Узнали? Это классический прием "если не знаешь, что писать, расскажи про сам процесс".
За прошедшее время я потеплел к этому комиксу. Нет, он по-прежнему никуда не ведет, размывает простую историю сюжетными поворотами из другого жанра и (набирает воздуха в грудь) тривиализирует проблему социальной адаптации людей с психическими расстройствами, смешивая ее с историей о подростковом бунте. Зарисовки, из которых он состоит едва ли не наполовину, кажутся заимствованными откуда-то еще - из огромного количества талантливо исполненных книг и фильмов о подростках. Я предпочту перечитать "Черную дыру", наверное.
Но все-таки в очень многих деталях, отдельных сценах Чарльз Форсман очень точен. Он там был. Да что там, все мы там были. И даже когда автор не пускает меня внутрь головы героя, я догадываюсь, что там происходит. Если, конечно, этот герой - подросток. Второстепенные взрослые остаются для меня непроницаемы. И нет, не для того меня, который при чтении вспоминает себя подростком, а для того меня, который должен был бы этих взрослых понять.
В этой истории почти все люди плохи. Но не потому что они такие на самом деле. А только потому, что автор захотел их такими изобразить.
Я помню, каким мир вокруг выглядит для подростка. Но ведь с тех пор я смог объяснить для себя многие вещи - и больше того, я смог понять, как и зачем существуют те штуки, которые раньше мне казались нелепостями. Я сообразил, что все это для чего-то нужно. Герои Форсмана тоже это соображают в конце. А я, его читатель - не могу. Форсман отворачивается от меня, как будто он долго мне что-то говорил, не увидел на лице понимания, и разочаровался. Посмотрите на последнюю страницу, на заднюю обложку - героиня романа в самом деле отворачивается от меня. Я так и не смог ее понять. Честное слово, я старался.
Говорит Jaya:Говорит Jaya:
Про десять месяцев я не говорила. Я сказала, что за то время, которое мы никак не можем домучать эту вещь, я могла бы сделать человека. И если Лароша этим месяцы смягчили, то меня – наоборот.
Тут вот какая штука: конечно, каждый человек уникален, но как-то подозрительно часто оказывается, что лично я уникальна уж очень по своему. Мой эмоциональный опыт, опыт переживания тех или иных жизненных стадий и обстоятельств беспокойно часто оказывается категорически отличным от сформированного такими же или аналогичным обстоятельствами опыта других людей. Это не является ни достоинством, ни недостатком, но, когда речь заходит о в том числе оценке произведений искусства, я - заложница этого своего опыта. И слыша, читая, что «все мы там были», я испытываю смешанное с жгучей неловкостью желание неуверенно поднять руку и сказать: «Ээээ, вообще-то…».
Поэтому произведения искусства, чьё воздействие опирается на сопереживание через узнавание пережитых эмоций, меня часто попросту обескураживают. Вы так чувствуете? Хм… интересно, но что мне с этим делать? Поверить на слово, презюмировать наличие непостижимых лично мною достоинств? Смотреть и оценивать только то, что получается почувствовать и понять? Решить, что искусство существует в том числе для того, чтобы дать ощутить нечто, по тем или иным причинам в реальной жизни со зрителем, читателем, слушателем не случившееся, и потому непонимание из-за отсутствия опыта, узнавания – всё равно следствие творческой неудачи? Что? Что мне делать с «Концом грёбаного мира»?
Кто-то пишет о процессе, кто-то - о себе. Вот к чему было всё это: я там не была. И в отличие от многих других, на мой вкус гораздо более удачных, вещей о подростках The End of The Fucking World ничего мне об этом «там» не рассказал. Я – в том числе благодаря тем самым более удачным вещам – примерно понимаю, про что эта звенящая последовательность носов пуговкой и отсутствующих задников, но не то чтобы это понимание давалось мне так уж легко. Да, одиночество. Да, поиск другого, такого же, хоть и другого. Желание близости через общую отверженность. Нащупывание точек соприкосновения, чтобы хоть за что-то уцепиться в пустом и, главное, пугающе чужом мире. Мире, где большинство взрослых опасны, а остальные бестолковы, некомпетентны, глупы, даже когда руководствуются лучшими намерениями. Между ними и тобой стена непонимания, и то, что, в отличие от Чарли, Люси, Лайнуса и их друзей ты можешь посмотреть им в глаза и разобрать произносимые ими слова. Мире, где… в общем, я могла бы продолжать ещё пару тысяч предсказуемых до последней буквы слов. Да уж, все мы там были.
Стоит признать: автор не лишён потенциала. Но именно потенциала, весь поток похвал, посыпавшихся на это произведение, кажется до оскорбительности преждевременным. Да, он чувствует пространство. Да, у него всё в порядке с визуально-повествовательным ритмом. Но давайте честно: этот парень ленив и местами откровенно халтурит на банальном техническом уровне. Ладно исчезающие задники, но бездумное меняющее ведущие руки персонажей отзеркаливание? Фу. Форсман очевидно (сознательно или нет) принадлежит к последователям манифеста Джеймса Кочалки, ставя искренность превыше искусности, свободу моментального самовыражения над тщательным продумыванием каждой рисуемой линии. Проблема в том, что не то чтобы его творчество можно назвать аргументом в пользу позиции Кочалки. Слишком часто, читая комикс, хочешь, чтобы рука художника была потвёрже, а на бумагу попадало нечто больше, чем общее представление о показываемых местах и вещах.
История? А что история? Мы имеем двух героев, юноша и девушку. Он - персонаж, чья очевидная болезнь интересует автора, кажется, не сама по себе а как метафора отчуждённости, невстраиваемости в мир, и те, кого это оскорбит, будут в своём праве. Она – вялый кусок картона, чья задача – оттенять своей относительной нормальностью своего бойфренда, и чьё развитие в рамках комикса сводится к ещё более глубокому и всеобъемлющему пониманию значимости этого бойфренда в её жизни (с другой стороны, она - женщина в комиксе, могло бы быть куда хуже, тут стоит поблагодарить небо за то, что мы имеем дело с всего лишь ленивым клишированным сексизмом, а не с чем-то гораздо более отвратительным). Их отношения, то, как они соприкасаются друг с другом и с миром - лучшее, что есть в этом комиксе, и даже то, что с точки зрения развития персонажей эти моменты никуда особенно не ведут, не мешает.
Лучшее, но, увы, не единственное. К сожалению в этом комиксе помимо приземлённых приключений сбежавших в большой равнодушный мир подростков есть ещё и приключения высокого драматизма. С, ну, сатанистами. Вспоротыми животами. Стрельбой. И чёрт бы с ней, с жанровой непоследовательностью, в конце концов она - сама себе приём, но дело в том, что эта часть попросту очень плохо, топорно сделана, точнее склеена из дырявых клише. Причина появления соответствующей сюжетной линии в общем понятна, но, право слово, нагнать напряжения можно было бы с гораздо большим умением. В смысле с хоть каким-то.
Я уже написала куда больше слов, чем собиралась, пора заканчивать, и закончу я реакцией на реакцию. Этот комикс получил множество похвал, был включён в списки «лучшего за год» множеством заметных критиков и изданий, получил награду. Что, эта, издаваемая игрой на не чувствуемой мной струной, нота настолько сильна? Или мы имеем дело с пусть мелким, но триумфом хипстерской претенциозности возвеличивания эмоционально-насыщенной безыскусности, несмотря на любые очевиднейшие и банальнейшие недостатки? И я не знаю, какой ответ мне не нравится меньше.