В третьем акте фильма, пишут учебники по голливудским сценариям, ситуация должна резко изменяться в худшую сторону. Именно это и происходит с Jaya и Ларошем в этой части лайвблога. Мы приблизились к двери, за которой нас ждали отгадки - и оказалось, что дверь нарисована на стене. В общем, если была опасность, что нам этот комикс весь понравится и тем испортит нашу репутацию хейтеров - опасность миновала.
Страницы 107-160
Страницы 107-110
Ларош: Дальше на несколько страниц повествование сильно замедляется. Они все так же выходили раз в неделю? Это был, в таком случае, очень унылый месяц для регулярных читателей ST.
Jaya: Я думаю, в этом месте нам стоит притормозить и сказать нечто доволmно важное. Думаю, в этом вопросе мы с тобой будем солидарны.
Jaya: Итак: во время первого прочтения комикса в этой точке, у входа в этот дом, комикс всё ещё был очень хорош.
Все эти вопросы, все странные, непонятные моменты?
Их в общем-то не было.
Ларош: А страниц до конца было еще достаточно, чтобы ожидать не финальную сцену, а, в общем, целый третий акт.
И еще некоторое количество страниц комикс будет хорош. Страница с радиоприемником в пустой комнате меня очень порадовала, например.
Jaya: Были, может быть, какие-то отдельные некрупные претензии, но не более того. Да, всё было закручено, да, было не очень понятно, что происходит, но... скажем так, была вера. Было ощущение, что тут всё неспроста, что у всего есть причины, смысл и прочие бубенчики.
Ларош: Ты ждала, что в конце тебе "все объяснят"? Я вообще не ждал. Я ждал, что градус загадочности продолжит нарастать, а потом бабах и комикс кончился. Бросил меня с вопросами. Ну, все к этому шло, как по мне.
Но вообще я солидарен, да.
Jaya: Нет, не ждала. Но я думала, что во всём этом останется... стройность что ли. Тут легче объяснять через "не": я не ждала, что оно начнёт разваливаться.
А ты закладывался на фрустрацию?
Ларош: Нет, в данном случае остаться брошенным с вопросами - это не фрустрация. Это, ну, закон определенного жанра. Я рассчитывал, что градус странности не упадет. А это предполагает отсутствие обыкновенной развязки.
Хороший современный сюрреализм именно таков - ты не можешь объяснить, как все произошедшее в истории имеет смысл, но ты *чувствуешь*, что оно имеет смысл. И открываешься бесконечности таким образом .
Тогда как если история полностью объяснима/объясняется, то ты имеешь дело просто с довольно сложной загадкой. Ну, вот тебе ее разгадали, сам бы ты никогда в жизни. И что дальше?
Но в любом случае от подобного рода историй ждешь, что детали в них - это символы. Что между явлениями, событиями есть скрытые связи.
Jaya: Я в любом случае предпочитаю загадки). Хотя, ну разумеется, отгадками они обычно разочаровывают.
Ларош: Мне казалось, ты хорошо относишься к Линчу, например. Которого в отношении ST поминали и мы, и рецензенты.
Jaya: There is a difference between appreciating and enjoying. Я, например, могу оценить хорошо поданные свежайшие устрицы. Притом что одной хватит, чтобы отправить меня в анафилактический шок.
Ларош: А попробуй сказать это по-русски .
Jaya: Есть разница между "ценить" и "любить".
Я всячески избегаю потребление многого из того, ценность чего с радостью признаю. Или вот, относительно свежий пример: думаешь, я пошла смотреть "12 лет рабства" потому, что предполагала, что получу от просмотра этого фильма удовольствие?
Я думаю, что независимо от наших разных взглядов на удачную концовку, мы можем сойтись вот в чём: если бы этот комикс был ещё не закончен, и если бы мы, дочитав его вот до этого самого места, до входа в таинственный дом, были бы вынуждены ждать продолжения "в режиме реального времени", наша оценка этого комикса была бы... ну может быть и не однозначно восторженной, но хвалебной уж точно.
Ларош: Я бы сильно снизил свою оценку уже на странице, где появляется стихотворение Мирнса (Меарнса?). Это двадцатый раз, что я вижу его в какой-нибудь художке, и оно НИКОГДА ничему не служит.
Ларош: Оно прекрасно, спору нет. Но зачем, зачем! А в данном случае автор, считай, разменял на него неделю.
Jaya: Знаешь, тут Стюарт снова сбивается на ритм, куда более понятный в целиком готовом произведении. Потому что, ну. "Шла четвёртая неделя. Алекс всё ещё забирался в дом".
И да, стихотворение. Оно к тому же, к чему и мышь в мышеловке. Которая по идее - очевидная но всё равно довольно эффектная метафора-предзнаменование, благо её нам специально выделяют. А вот же ж.
Ларош: Мышь... Вот мне кажется, у мыши есть смысл. Мышь понятна, потому что на той же странице под героем скрипит лестница. Улавливаешь?
Jaya: Не совсем.
Ларош: "Саспенс - это лестницы, которые скрипят под героем". Я так и не узнал для себя, говорил это Хичкок или Митта это выдумал.
Но если саспенс - это лестницы, которые скрипят под героем, то мышь в мышеловке работает следующим несимволическим образом: тебе передается ощущение насилия и опасности. Это ощущение вроде как не нагнетено автором, способ его выражения "оправдан" в пределах сцены. Мышь можно пропустить и забыть. Но ощущение опасности, ожидание физического насилия для героя - оно никуда не денется.
Это как если в сцене приближающейся опасности в фильме ужасов музыка затихает и остаются только звуки обстановки. Это типа честно, хотя и прием. Недиегетическая музыка - swelling strings или там бабам по клавишам фортепьяно - это нечестно, потому что эффект сцены создается не тем, что доступно для героя, разрывается сопереживание. А вот тишина на тебя работает так же, как и на героя, усиливая погружение.
Jaya: Ты понимаешь, я бы согласилась, будь она на одном кадре. Но два? Четверть страницы? Прицельный взгляд на неё героя? Слишком похоже на ружьё.
Ларош: Ну мы уже готовы за сто с лишком страниц к тому, что либо все ружья выстрелят разом, либо это не ружья.
Jaya: Вспоминая Полипа, ага.
Страницы 111-112
Jaya: Ну а дальнейшая сцена просто-таки странная.
Я поясню чем: в ней, на первый взгляд, есть смысл, понятно, что происходит. Красная Шапочка в волчьем логове. Вот только стоит слегка задуматься о том, как до этого дошло, то тут же возникает куча вопросов. То есть вот эта женщина пошла к Уэсли, человеку, выглядящему и ведущему себя как Уэсли домой?
Ларош: Ну, про "ведущему себя" мы в ее отношении не знаем. Он же хищник, все-таки. И в отличие от Алекса она, возможно, очень любила бабушку. А сейчас поражена горем.
Jaya: Ты хочешь сказать, что, не знай мы о нём, его поведение в этих сценах могло бы читаться по-другому?
Ларош: Ну, мы легко видим речевые маркеры, которыми обладают ТОЛЬКО отрицательные герои в современном кино и книжках. Вот это "I promise" позволяет однозначно опознать маньяка, насильника или педофила .
Ларош: Интересная параллель просматривается у слов Уэсли с историей Алекса. Это ведь все можно так или иначе сказать Алексу.
Jaya: Скажу честно: вот этот женский персонаж меня откровенно злит.
Потому что это ЖЕРТВА. Она ведёт себя как жертва, и роль её сводится к роли жертвы. Буквально: отработав "жертву" она попросту исчезает, как будто и не было.
Ларош: Но если абстрагироваться от нашей "жанровой смекалки", ничего странного он не делает. КРОМЕ того, что ведет ее к себе домой. Но тут мы, как я уже говорил, спишем на ее расстроенные чувства и связанную с этим внушаемость.
Jaya: И зачем? Чтобы показать, какой страшный Уэсли? Чтобы запараллелиться с Алексом?
Безымянная жертва И декорация для психодрамы двух поименованных мужских персонажей. Класс.
Куда прекраснее любых разговоров про аборты.
Ларош: Поставь мы на место жертвы мужчину, мы могли бы сильнее запараллелиться с Алексом *в ущерб* повышению градуса ужаса Уэсли. Так что можно заключить, что да, вот именно за этим.
Jaya: Ага, и поставь мы туда мужчину, наше гетеронормативное сознание не добавило бы в исходящую от Уэсли угрозу понятный оттенок.
Ларош: Если сохранить следующую страницу? Добавило бы.
Ларош: Но мы уже знаем из самого начала истории, что Уэсли нападает на беззащитных.
Jaya: Думаешь? Опрос что ли сделать...
А, нет, стоп, это будет висеть на дайри. Disregard that.
Ларош: А потом он убивает полицейских. Поэтому если мы не продолжим педалировать тему беззащитности его жертв, Уэсли станет, ну, как бы менее страшным.
Jaya: Разве это происходит? Он становится менее страшным от того, что непонятным способом нападает на одинокую и по сравнению с ним хрупкую женщину?
Ларош: Нет-нет, я об обратном. Если мы сюда вместо женщины поставим мужчину, то есть стереотипно - фигуру, способную отбиться (а у нас даже Алекс успешно побил Уэсли), то бабушка из начала истории забудется, и останутся только этот мужчина и предшествующие копы.
То есть Уэсли потеряет некоторую долю монструозности.
Jaya: Насчёт монструозности: принято, но претензия к женскому персонажу остаётся. То есть я понимаю, почему автор использовал ленивый мизогинстский штамп, но это всё равно ленивый мизогинистский штамп.
Страницы 113-116
Jaya: Кстати, окраска пола и стен подсказывает нам, что жертва путешествие пережила.
И раз уж я задаюсь вопросами, задамся ещё одним: а нахрена Уэсли её куда-либо утаскивать?
Ларош: Куда она, вообще говоря, девается?
Jaya: Ага, и это тоже. То есть тут, конечно, можно достроить. Ну, что радио, допустим, другой волной перемещает не в мир Вачека, а в другое место. Место, откуда и вылез Уэсли. Это, конечно же, абсолютно не сходится с тем, что нам потом рассказывают о роли звука в перемещении, но пусть.
Ларош: Нет, к сожалению, произошедшее необъяснимо . И в общем, все, что в этой сцене нарративно важно - это что у Алекса носом идет кровь. И вот тут я не знаю - с одной стороны, ему случалось попадать на ту сторону без проблем. С другой - были и тяжелые случаи.
Ларош: Значит ли эта кровь, что реальность Вачека набирает силу и Алекс чуть-чуть "переливается через край"? Или что Алекс просто очень сильно старается туда попасть?
Jaya: ...или его слишком часто били по голове.
Ларош: И как это было бы связано с носовым кровотечением?
Jaya: Перебили сосуд? И теперь, когда Алекс напрягается, рана раскрывается?
Ларош: Мне падение со стула напоминает "Inception" просто так или не просто так?
Jaya: Не знаю. Думаю, это из тех вещей, которые "сами собой" приходят автору в голову. То есть это заимствование, но не факт что осознанное.
Страницы 117-120
Jaya: Кстати. Ты раньше замечал, что при перемещении одежда Алекса меняется? Что имело бы смысл во сне, но тут...
Ларош: Замечал. Я полагаю, что реальность Вачека ограничена. В ней существует не так много предметов. И для Алекса в ней "существует" один комплект одежды.
Ларош: Револьвер, забегая вперед, привнесет в реальность-с-пляжем сам Алекс.
Jaya: Тогда смотри, интересно получается: сам Алекс, выходит, реален не настолько, насколько он сам себя представляет, а настолько, насколько его представляет... ну может быть и не сам Вачек, но мир.
Ларош: Почему?
Jaya: А почему там для него есть только один комплект одежды?
Ларош: Потому что "ты - это не твоя одежда".
Jaya: По-хорошему, если вспомнить, как вроде как устроено это место, для того, чтобы сменить одежду, Алексу надо полноценно представить-вспомнить-ощутить себя в другой одежде.
Ларош: Алексу?
Jaya: Алексу.
Ларош: Окей.
Но он, во-первых, этого еще не знает.
Во-вторых, как мы знаем из истории Вачека, это "полноценно ощутить" может быть работой не одного дня.
Jaya: Ага. Внимание, вопрос на засыпку: почему он не голый?
Нет, серьёзно: почему?
Ларош: Он не раз видел себя во сне в этой одежде, поэтому она достаточно реальна. Почему именно эта - а вот на это я ответа не нашел.
Jaya: Я нашла. Банально эстетика. Правда в том, что конвенциональное представление об уместности оставляет мужчине не так много опций в пересечении кругов "по-пляжному" и "совсем не глупо".
Ларош: Нечестно искать ответы снаружи нарратива, когда вопросы ты ставила внутри! Я так и на вопрос "почему он не голый" могу легко ответить.
Jaya: Почему же снаружи! Алекс предположительно это самое конвенциональное представление разделяет, и выглядеть глупо не хочет.
Ларош: Это ведь все ниоткуда не следует.
Jaya: Разумеется.
Смотри что у нас выходит: пляж - это место Вачека. Он его сделал и продолжает делать. Другие люди могут притаскивать туда отдельные вещи, как прицельно стараясь, так и ненароком. Но получается, что всё притащенное там остаётся.
Ларош: А зачем он кричит? Он же примерно знает, где был и что тут возможно.
Jaya: Может нам тонко намекают на то. что он на грани срыва?
Ларош: He looks quite all right.
Jaya: Ну, э.
Jaya: И тут приходит человек-экспозиция. То есть вот может ты мне расскажешь, зачем Леон.
Это - Вачек, он создал этот мир и продолжает его строить. Это - Делия, она ударилась головой и теперь работает на Вачека. Это - Уэсли, он - неведомая хрень из дырки в пространстве. А это Леон, он... ходит тут иногда.
Ларош: Никакой особенной "экспозиции" он, в общем, тоже не дает.
Jaya: Ну да. Я правильно помню: он ведь тоже сейчас исчезнет в никуда, так?
Ларош: Да, но на этот счет есть объяснение. Сам Леон говорит "теперь здесь можно оставаться подольше". Он попадает сюда, судя по всему, просто на пляж и к морю. Наслаждается этим, сколько возможно, а потом его бросает назад в реальность.
Jaya: Хм. Возможно, ладно.
Страницы 121-125
Jaya: Итак, сейчас нам Всё Расскажут. Готов?
Ларош: Мы будем разбирать сцену с маской? Или сразу перейдем к тому месту, где выжженные глаза на маске заставляют задуматься о том, почему и Вачек, и Делия не имеют глаз?
Jaya: На сцену с маской... я очень зла. Честно признаюсь: для меня комикс начал рассыпаться вот в этой точке.
Итак: ЧТО ЗА НАХРЕН?!?! Почему? Зачем?
То есть нет, я всё понимаю, привет в том числе Хайнлайну, временые закругления и "это был я сам" всегда эффектны. Но как. Но зачем. Но почему.
Ларош: Я бы ожидал, что в этой сцене мы увидим какие-то сильные эмоциональные эпизоды из жизни Алекса. Ну, увидим таким образом, что тянется за ним из реальности в мир-где-пляж. И детский страх в эту концепцию помещается. Но вторая сцена появления чудовища важна только из-за детского воспоминания, и я... И я... В общем, я не могу объяснить. Кроме того, что глаза - это очень важно.
Jaya: Эта сцена говорит нам одну из трёх вещей: либо мир Вачека существует ещё и вне времени, то есть может транслироваться в том числе в прошлое, либо именно транслироваться он не может, а вот изгибать мозги, искривлять воспоминания может, либо не может ни то, ни другое, но можеет давать поглядеть на свои воспоминания "с другой стороны". Последний вариант оставляет открытым вопрос о том, что же тогда это в реальности была за хрень. Вопрос о том, причём тут Уэсли оставляют все три варианта.
Хотя, нет, может быть чудовище в маске - это в принципе такой хронический глюк Алекса, то, как он вообще видит страшные вещи, будь то колеблющаяся в углу тень, или пытающийся его прибить бугай. И вот этой игрой Вачек как бы показывает Алексу, что чудовище - его собственное создание, плод его воображения, что видит он всегда лишь свой страх, самого себя то есть. Ну или Уэсли.
Ларош: Или не это. Твое положение в мире, показывает нам слепой официант - вопрос маски. Листок бумаги и фломастер - вот все, что разделяет ребенка и чудовище.
Алекс с возрастом это не усвоил, поэтому его, во-первых, пугают те же самые вещи. А во-вторых, он далёк от близких - будь то дедушка, девушка или французская возлюбленная - потому что не осознает, что находится с ними в одном и том же мире, что ли.
Там дальше будет сцена, которую я могу интерпретировать двумя способами. Либо что "вся жизнь прошла перед глазами" это, в представлении Алекса, быть под пристальным взглядом тех, чье мнение для него важно или было важно и чьих ожиданий он не оправдал. Либо что силы для того, чтобы победить внутреннего врага, он находит в людях, которым навредил своей слабостью, и решительно покидая иллюзорный мир, он решает впредь жить по-настоящему.
Jaya: А, да. Та сцена. Ещё одна, сцена, которую я агрессивно не люблю. Но давай про глаза.
Впрочем, можно поговорить и про официанта. А именно: живой ли он человек? Потому что если нет, то это впечатляет куда больше любых заноз.
Ларош: Живой, я полагаю. Иначе бы про него было сказано что-нибудь.
Jaya: Ага. Снова вопросы!
Страницы 126-138
Ларош: Зачем там комната с телевизорами?
Почему Делия выходит из-за занавеса?
Чем важен год создания картины?
...и другие вопросы, которые останутся без ответа.
Jaya: Теоретически телевизоры про сбор информации. Их присутствие обозначает механизм этого самого сбора как общение по видеофону. В чём... в общем-то нет смысла.
Ларош: Что они делают в вымышленном мире-то?
Jaya: Год даёт нам временные рамки.
Ларош: А зачем нам эти временные рамки?
Jaya: Ну, я не знаю. Возраст Вачека-младшего, плюс-минус?
Ларош: И не близко, нет?
Да, и я не могу не сказать про страницу "МакКлауд для бедных".
Ларош: А, я сообразил про глаза. Поскольку сотворение нового мира - это живописный, визуальный акт, увидеть что-то более реальное, чем привычная реальность - значит ослепнуть.
Или ЧТОБЫ увидеть что-то более реальное, нужно ослепнуть. А еще у серьезных творцов в американских нарративах всегда есть meticulous process. Который никогда не виден.
Jaya: Да, но почему в новой реальности у них тоже нет глаз? И почему они есть у Алекса? У Леона? У прочих, прошедших из ниоткуда в никуда?
Ларош: Не "тоже", а именно в новой-то и нет. А в обычной - уже как следствие.
Jaya: Не сходится. Вачеку прилетело именно от новой.
Ларош: Мы, честно говоря, не знаем, от какой. Про остальных можно вот что подумать: эти трое входили в новую реальность своим усилием и потеряли глаза. Всех остальных они приводили за руку, потому те и остались целы. А у Алекса, как мы знаем, особый талант (Campbell be damned).
В смысле, правильно - вот все, кто контактировал с новой реальностью, так или иначе лишались глаз. Ну, кто делал это *сам*. Даже у Джона, постоянно рисующего одно и то же дерево, плохое зрение .
У Вачека-старшего с глазами все нормально, ну так на то он и гений.
Jaya: В этом что-то есть. В конце концов, в этой новой реальности глаза им не нужны - она, как нам рассказали, выстраивается из идей, образов, ощщений и воспоминаний.
Что приводит к интересному выводу о понимании иерархии чувств: реальное зрение оказывается лишним, даже мешающим. Но "чистят" при этом через слух.
Ларош: А реальность объекта постигается в первую очередь тактильно. Или это более сложная система, чем обычно для массового искусства, либо системы тут нет .
Jaya: Подумай об иронии: эту идею нам излагает в своём комиксе художник.
Ларош: Oh you people. У вас что ни subversion, то ирония . Когда тебе в телевизоре говорят "Брось смотреть телик, посмотри в окно" - это ведь не ирония. Это общение с тобой по тому каналу, который ты и воспринимаешь прямо сейчас. Стюарт, если воспринимать его возвышенно, пишет тебе о слабости и несовершенстве своего ремесла и своего медиума.
Jaya: Я не сказала, что это осознанная ирония со стороны Стюарта. Так же как и в случае с телевизором это "никогда не слушайте меня, кроме как вот прямо сейчас". Не ироничным, или не парадоксальным, такое высказывание (как и любое "не верь мне") быть не может.
Ларош: Вот как раз "ироничным" оно быть не может. Можно сказать "ирония содержится в том, что мы слышим это от телевизионщиков" - и вот как раз это высказывание ("А ведь мы слышим это от телевизионщиков!") будет ироническим. Я как-то так понимаю.
Возможности употребления слова "ирония" в русском и английском неравны.
Ларош: Я бы сказал тут "комментаторы меня поправят", но ведь не будет у нас никаких комментаторов.
Jaya: Ммм, здоровая самооценка!Но да, согласна, это я переключилась на англицизмы.
С идеями Вачека спорить будем, или ну его?
Ларош: Про кровать? Представление Вачека о том, что главное в "реалистичности" искусства - это избежать ошибок и не потребовать suspension of disbelief - вот где ирония-то . Неудивительно, что работающий в супергероике Стюарт так думает. Нет ничего дороже и ничто так не роднит между собой нерда и того, кто смотрит блокбастеры, как алчность до "дыр в сюжете" .
А реальными Вачек полагает впечатления и мысли.
Jaya: Про цель искусства, состоящую в отражении сверхреальности
Ларош: Разве не сказано выше "Создание, а не отражение, есть правильная цель"?
Jaya: Да, но что понимается под созданием? Трансляция идей, той самой сверхреальности, в ощутимое.
Ларош: Если мы будем спорить о том, возможно ли вообще *отображение* какой-либо реальности, а не изображение или моделирование ее, мы состаримся за клавиатурами. For the record - я думаю, что нет.
Jaya: И в этом месте мы понимаем, почему провалилась главная картина Вачека-старшего. И что сын в этом смысле следует по его стопам.
Ларош: Потому что он изобразил для людей их воспоминание, тогда как у каждого есть свои? И проблема художников в том, что сообщать охота каждому, а слушать некому?
А Ладислав как раз слушает - ему это нужно, чтобы складывать образы вместе. То есть я могу интерпретировать то, что делает Ладислав Вачек, так - он слушает тех, кого не слушает никто, и строит новую реальность из тех воспоминаний, которые не станут никем востребованы. Из воспоминаний, которые все равно пропадут.
Jaya: Мы возвращаемся к твоему кролику. Ты способен воссоздать в реальность что угодно и ты создал... дерево на пляже? Зачем? Допустим, допустим твоё творчество равно реальности. Но тогда ты, как автор, глубокое ей -ичен.
Ларош: Нет, тогда понятно, почему дерево на пляже, Джад.
Потому что Вачек-младший строит реальность из тех воспоминаний, которые пересекаются у большого количества людей. И в общем да, похоже на правду - осмысленное тактильное воспоминание о песке есть у большего числа людей, чем воспоминание о почве.
Ларош: А Вачек-старший нарисовал... Ну, то, что хотел. И кстати, я начинаю понимать, почему его картина "быстро забылась". Она не забылась. Он настолько точно воссоздал природу полузабытого воспоминания, что картина его стала полузабытым воспоминанием для тех, кто ее видел. Можно рискнуть и предположить, что именно поэтому Алекс видит ее во сне. Картина Станислава Вачека попала в коллективное бессознательное, минуя и сознание, и индивидуальность.
Jaya: Хорошо. Ладно. Допустим: мы собираем нечто из кусочков восприятия. Достаём из коллективного бессознательного. Вопрос: зачем?
То есть ответ "чтобы понять, что я это могу" - хороший ответ. Но это... как сказать. Это ответ учёного, а не художника.
Ларош: Мы продолжаем дело отца. Потому что Ладислав ВНЕЗАПНО решил продолжить дело отца, с которым он всю жизнь был чужим.
Jaya: Daddy issues. Nice.
Ларош: American fiction STANDS on daddy issues!
Jaya: Отца, который ему ненароком поцарапал глаза.
Ларош: Вот я высмотрел то, что мы обсуждали раньше - Делия в самом деле не лежит в больнице, Джон это для себя выдумал. Видимо, он только думает, что навещает жену - а на самом деле он, например, приходит в больницу и просто сидит в приемной, глядя в стенку.
Jaya: Ага, вот, я же говорила!
Ларош: ...но ничто не люблю я больше, чем слова "А некоторые вещи просто невозможно объяснить" в конце третьей страницы чистой экспозиции.
Jaya: Вообще ты знаешь что? Если не присматриваться, то это ведь мозговыносительно. То есть я снова возвращаюсь к вопросу об успехе этой вещи. И... От первой станицы до, допустим, сто сороковой прошло пять лет.
Здесь формат играет автору на руку, одновременно того самого автора хороня. Да, некоторые дырки очевидны нам потому, что мы помним. Мы помним то, что нам показывали какие-то страниц шестьдесят назад. Но помнят ли это те, кто видел это три года назад? Тот, кто писал и рисовал это три года назад?
Ларош: Об этом лучше вообще не думать. Я читаю книжку. Книжку, изданную форматом coffee table book и претендующую на то, что она роман.
Jaya: Знаешь, я думаю... у Ника Хорнби в High Fidelity главный герой в какой-то момент решает не изменять своей подруге. Решает, пару дней помечтав о новой знакомой. Он понимает: всё, что могло случиться, уже случилось в самом лучшем виде в его голове, танцевать этот унылый и довольно хлопотный танец ещё и в реальности особого смысла нет.
И я вот что думаю: с творчеством оно же во многом вот так, только ещё больше вот так. Если собираешься взяться за долгую и масштабную (по объёму и/или во времени) работу, то полноценный продуманный план что да как... ну это же уже всё.
Ты уже всё сделала, всё придумала. Осталась тяжёлая, утомительная работа. То есть, конечно, не совсем так, но во многом так. Для сохранения именно творческой (а не созидательно-конструктивной) мотивации принципиально заглядывание не дальше чем на пару шагов вперёд куда эффективнее, нет?
Страницы 139-140
Ларош: Я вот как-то забыл об этом - а ведь перед появлением Уэсли мы, по идее, узнаем, зачем он тащил девушку в комнату с радиоприемником. Его интересовала, говорит нам Вачек, не девушка, а то, что она может рассказать. Вернее, Вачек говорит, что Уэсли активно помогает ему, поставляя людей с воспоминаниями о плохом и ужасном. Неясно только, он их в основном ищет или в основном создает.
Jaya: А мне неясно, как именно они ухитрились порвать реальность.
Ларош: Расклинить же.
Jaya: Всё равно неясно! "Расклинить" предполагает изначальную фрагментарность реальности.
Jaya: И снова о мотивациях Вачека: насколько именно факт существования "пустоты за" и того, что там есть что-то, что может "вылезти" интереснее его пляжных развлечений?
"Мы ненароком заглянули за грань и пустили в мир хтоническое нечто, ну и хватит об этом, давайте сосредоточимся на занозах и увлажнении воздуха!"
Я всё больше укрепляюсь в мысли о том, что Вачек - не художник, он - сумасшедший учёный. Классический, гхм, комиксный. Очки и поломанная речь - туда же.
Ларош: Это... неожиданно многое объясняет в выборе выразительных средств .
Jaya: Ну так. Оцени всё, что он делает в приложении к этому тропу, ага.
Страницы 141-150
Ларош: Я так понимаю, дальше настает сцена, которую ты будешь ругать. Поэтому я предлагаю превентивно похвалить лишний раз динамику рисунка, компоновку страницы и использование выразительных средств.
Jaya: Не всю. И да-да, это всё, конечно, очень круто. Непонятно как, хотя нет, понятно, Алекс ОСОБЕННЫЙ, но круто.
Кровь снова течёт из носа. И бедная бесполезная Делия.
Ларош: Кровь течет из носа, потому что Алекс переполнил стакан. Привнес в карманный мирок новую вещь, которая еле-еле помещается в его сознании. Поэтому теперь он лопнет, не в состоянии ее вместить.
Jaya: Я не о нём, я о Вачеке до этого).
Ларош: Я так понимаю, это другого рода кровотечение. Уэсли, как бы это сказать, сломал Вачеку лицо.
Jaya: Пока, Ладислав, нам было на тебя плевать.
Мне вот что интересно. Почему Алекс говорит о пистолете во втором лице?
Ларош: А как еще?
Jaya: "Я беру его в руки..." Он рассказывает себе историю, он сам сказал.
И вот откуда это "Убейте меня, пока не..."?
Ларош: Потому что увиденная им смерть Джона его очень напугала.
Jaya: Смерть от смещения, она, ну, быстрая.
Ларош: Д-да?
Jaya: Быстрее чем альтернативы, которых у него пуля, сломаная шея и утонуть.
Ларош: Медленнее, чем пуля или шея, насколько мы видели.
Jaya: Джона не стало меньше чем за минуту.
Ларош: Ну так пуля и шея - это секунда. И, вероятно, менее болезненно. Если оставаться в пределах нарратива. А про жизнь, ясное дело, никто не знает .
Jaya: О, я поняла, почему бедная бесполезная Делия бесполезна. Перемещаться в этой обуви по пляжу с мягким песком практически невозможно.
Страницы 151-160
Jaya: И вот теперь начинается сцена, которая меня злит. Забудем о том, что слова Уэсли про "постоянную тему" не имеют смысла.
Jaya: Вот эта сцена? Она - ключик к моей давно обещанной альтернативной трактовке. И слезливое мерзкое мотивационное дерьмо в трактовке другой.
Ты не виноват, Алекс!
Ты можешь, Алекс!
МОЧИ ТВАРЬ, АЛЕКС!
Ты не говно, Алекс!
Для разрешения всех твоих внутренних сомнений достаточно одной правильной фразы еле знакомой фигуристой блондинки в коротком облегающем платье!
Jaya: Кстати, ты заметил, что Делия - робот?
Ларош: Ну, все же она ударилась головой.
Jaya: Отчего потеряла любые намёки на личность.
Ларош: Мы уже можем переходить к твоим объяснениям? Потому что я не понимаю смысла пустого сундучка. Уже несколько раз перечитал роман - а все равно не понимаю.
Jaya: Давай добъём последние страницы. Скажем про то, как Делия, выполнив свою состоящую в произнесении той самой одной мотивационнной фразы роль в третьем акте испаряется в никуда, как чудесным образом исчезают любые претензии полиции...
Ларош: А Делия не испаряется, она занимает место Вачека в вымышленном мире, тогда как Алекс возвращается в реальность с напутствием прожить жизнь как следует .
Jaya: Да, у меня есть с этим проблемы. Потому что она робот.
Я хочу твоё мнение, чувак! Своё у меня уже есть.
Ларош: Какое мнение?
Jaya: Ну, что ты думаешь об этой... концовке.
Ларош: Я уже ничего не думаю об этой концовке. Потому что на первый взгляд она - про то, что все предыдущее путешествие персонажа было его внутренним путешествием, ростом над собой. А на второй взгляд весь этот рост сводится к фразе "Ты в этом не виноват" и непонятно, изменился ли как-то герой от начала до конца. А если он и не должен был меняться, а должен был изменять мир вокруг себя - то тоже непонятно, что изменилось.
Все признаки духовного странствия налицо. Только мне непонятно, к чему он пришел. *Наверное*, он победил свой страх перед действительностью. Но я не могу найти этому подтверждений.
Jaya: Вот, к "ты не виноват" у меня как раз главная претензия. Это не духовный рост, это выдача индульгенции.
Потому что если с француженкой, отцом и Лиз ситуации сложные, то в произошедшем с Кэрри, учительницей и его дедушкой он-таки виноват.
Он выдал чужую работу за свою. Он не общался с дедушкой месяцами. Он был отвратительным бойфрендом.
Jaya: Но давай я всё-таки расскажу тебе мою альтернативную трактовку.Она не особо оригинальна, если что.
Итак. Что мы знаем об Алексе в начале истории? В смысле, не что мы о нём знаем, прочитав самое начало, а что мы знаем о том, кем он в начале является?
Писатель-теоретик, на практике офисная крыса без особых карьерных перемещений. В анамнезе провальные отношения с семьёй, напряжённость с начальницей на работе, развал Красивой Романтической Истории и эпизод творческого стыда. А, ну и отношения, партнёрша по которым транслирует ими недовольство.
И тут умирает его дед. Умирает незаметно для самого Алекса. Настолько незаметно, что даже хоронят его совсем чужие люди.
Это в усреднённой западной культуре, сам знаешь, не абы что. "Даже не приехать на похороны", - это в общем-то по весу перешибает редкое общение. Это плохо. Очень плохо.
Алекс, внимание, виноват. Даже не перед дедом, перед, ну... небом. Коллективным бессознательным. И события комикса - это нарративизация внутренего этой вины переживания.
Понимаешь, о чём я?
В этом смысле концовка абсолютно понятна: тут же не в искуплении дело, и не в духовном росте, а просто в том, чтобы снять с себя "всё это" и идти дальше. Цель - сохранение личности, а не какой-либо прогресс. Для этого и поднимаются все предыдущие опыты собственного взаимодействия с испытываемой виной, имеющей причины или нет - не важно.
Уэсли - это реально внутренний враг извне. Он - то, что Алекс создаёт внутри себя, канализируя вот это самое из культурного коллективного полусознательного. Он - голос внешне-внутренней оценки, орущий про то, какое же Алекс дерьмо.
Ларош: Гм. И мир-в-картине - это такой психический конструкт "как было бы мне спокойно, если бы я не..." И альтернативой ему является преодолеть себя и жить дальше в настоящем мире.
Так?
Jaya: Ага. Ну, вроде того.
То есть в конце полиции (полиция! Образ преследования Большим Молотком Государства!) на него плевать, потому что, банально, ничего этого не было. Делия, Вачек - у них нет глаз, потому что у них, грубо говоря, нет лиц. Они, как и Джон, как и соседка с пистолетом - сюжетные функции для личной психодрамы Алекса.
Он типа-писатель, вот на это хватает его фантазии.
Ларош: This is like wow. Deep.
Jaya: Aw, come on. What is more cliche than "It was all in his head!"? Но, знаешь, как вариант.
Ларош: Окей. А чудовище и маска?
Jaya: Ну, тут ты сам ответил, нет?
Ларош: ? И чтоб два раза не вставать - история с сундучком. И незнакомцем на пляже
Jaya: Алекс сам себе монстр. Единственное появление "монстра" вне нарратива знаешь про что? Про то, как отец Алекса крепко поругался с дедушкой. Крепко поругался из-за Алекса, понимаешь?
Про сундук и встречу: ну, что-то ценное. Невидимое, непонятное. Нематериальное. Чать личности. Часть себя, спрятанная в таинственном лучшем месте. Что-то там может быть про детскую невинность и открытость, которая прячется даже от себя. И конечное понимание того, что ты достаточно силён, чтобы уцелеть, тебе не нужен тайник от себя. Как-то так, навскидку.
Я думала об этом, вот!
Ларош: Окей, эта версия многое искупает.
Jaya: Но я мягко говоря не уверена, что это не просто мои фантазии. Сам знаешь: при достаточно гибком уме, многое можно притянуть к многому...
Ларош: Ну, я не могу найти твоей версии прямых подтверждений в материале. Впрочем, в этом материале много чего можно не найти.
Jaya: А это потому что эта версия "работает с конца". Сперва мы презюмируем, что во всём этом есть смысл, а потом пытаемся его реконструировать.
Меня на идею натолкнула вот та самая злящая сцена в почти самом конце.
Jaya: Что я могу в общем и целом сказать про мою трактовку: она возможно имеет малое отношение к реальности комикса, но согласись, тот комикс, который я себе придумала, лучше чем тот, что мы имеем сейчас.
Ларош: Самый лучший из комиксов сейчас - это тот, который закончился бы, когда Алекс прислушался к радиоприемнику и исчез. Вот там бы и остановиться. Да, большинство читателей было бы в бешенстве, но по крайней мере загадка была бы стройной.
В общем, финал здесь - это то, что называют антиразвязкой.
Ну то есть отлично - оставив за собой несколько трупов, опустевших домов и необъяснимых исчезновений, вроде как не преследуемый полицией и возмужавший Алекс возвращается в свою жизнь. Прежнюю жизнь, надо заметить - восстановить он восстановит, но нет признаков, что он может что-то наладить.
Jaya: Может с Кэрри помирится. Если она, конечно, дура.
Ларош: Так это все равно назад на клетку "старт".
Jaya: Ну почему же. Он был бы ей лучшим парнем! Может быть.
Ларош: Нет оснований так считать .
Притом отдельные страницы этого комикса совершенно прекрасны.Как отдельные страницы.
Jaya: Без вопросов.
Заключение
На этом наши страдания над хорошим и одновременно плохим комиксом "Sin Titulo" прекращаются. Но мы были бы не мы, если б нам было больше нечего сказать (и-и рекорд по количеству использований буквы "б" снова побит!) - поэтому у нас есть еще послесловия. Это не рецензия - рецензией был весь лайвблог. Это последние слова перед тем, как в нас полетят бутылки из зала.
Говорит ЛарошГоворит Ларош:
Когда вы в последний раз получали удовольствие от тайны в романе или фильме? Нет, не так. Когда вы в последний раз получали удовольствие от разгадки тайны?
Мне иногда хочется стереть себе память, чтобы проверить, так ли хорошо на самом деле устроены развязки тех историй-с-загадкой, которые впечатляли меня, скажем, в подростковом возрасте. Какое-нибудь "Шестое чувство" посмотреть глазами человека, который не знает, почему там дверная ручка красного цвета. Или чтобы в голове не было ни одной подсказки к "Малхолланд драйв" и разбираться с фильмом заново (впрочем, подсказки там не столько помогают, сколько мешают, но это другой разговор). Или просто увидеть фильм, снятый в последние лет пять, тайну в котором не нужно будет беречь выключением телевизора за десять минут до финала.
Sin Titulo - комикс, следя за которым, получаешь удовольствие. Мне не случалось давно уже обсуждать "что там будет дальше" по поводу сериала (неважно, теле- или книжного), и читай я ST до того, как он стал книгой, он бы отлично подошел на эту роль. Здесь есть мелочи, которые интересно рассматривать, и двусмысленные сцены, которые хочется трактовать. Ну, ровно до того момента, как автор вскрывает карты - причем делает это ужасным, ужасным образом. Ты как будто куда-то быстро бежал и теперь резко остановился. Задыхаешься, кровь стучит в висках, а мчаться никуда и не надо было. Садитесь, говорит тебе персонаж, который выглядит как все остальные персонажи в аналогичных сценах - давайте поговорим. Тут у всего есть мораль и жизненный урок, смотрите, я покажу.
Нет, не надо, не показывайте мне. Не можете предложить хорошей разгадки - не предлагайте никакой. Финал произведения должен быть устроен так, чтобы всё в истории к нему вело, чтобы нельзя было заново смотреть/читать историю теми же глазами. Ну да, эту тоже нельзя - потому что все время думаешь "А вот это ничего не значит", "А вот это низачем не нужно". Вы, господин Стюарт, меня извините, но я не верю, что вы придумали весь этот вебкомикс с самого начала. Вы не знали, куда вас кривая вывезет. Это, может быть, и неплохо - я гениальные книги знаю, которые так были написаны. Да только вы остановились в финале с видом, будто достигли высочайшего пика. А нет, это не он - смотрите, и голова не кружится. А в конце они, значит, все в церкви оказались. Эх, господин Стюарт, господин Стюарт...
Говорит JayaГоворит Jaya:
Кэмерон Стюарт – хороший скучный художник. Ну, знаете, вроде Джорджа Переза, только скучнее.
Ещё раз: я сказала «хороший», тут никаких возражений нет. Он отлично работает на повествование, отлично показывает именно то, что нам рассказывает нарисованный им комикс. В том, что касается передачи имеющихся, заданных смыслов он несомненный профессионал очень высокого класса. Стюарт – великолепный художник ярких комиксов с интересным сюжетом. Это – очень круто, правда, хоть и означает, что отдельного разговора о его рисунке (насколько вообще возможен отдельный разговор о рисунке), о привносимых, создаваемых именно рисунком дополнительных смыслах как-то не получается. Получается говорить о техничности, качестве исполнения и о том, что, собственно, исполняется.
И, увы, в случае «Син Титуло» разговор выходит довольно грустный.
Нет, этот комикс, разумеется, хорошо нарисован. И, разумеется, с точки зрения микро-конструирования, отдельных страниц, раскадровки отдельных сцен здесь всё чудесно. На макро-уровне… увы.
«Син Титуло» - одновременно вебкомикс и графический роман, и, к сожалению, местами сочетает в себе несочетаемые свойства этих двух форм. В объёмном графическом романе позволительны и даже ожидаемы отдельные страницы, служащие не для продвижения сюжета, а для создания атмосферы – всё равно приостановка действия моментальна, и читателя сразу же ждёт продолжение. В вебкомиксе, создаваемом и показываемом читателям фрагмент за фрагментом год за годом, допустимы некоторые проблемы с планированием и общей связанностью, отдельные короткие сюжеты на несколько страниц, а то и просто отдельные страницы тут важнее большого, растягивающегося на те самые несколько лет, повествования; в конце концов, кто там помнит, что было в две тысячи десятом, правильно? Но в вебкомиксе «атмосферная» страница оборачивается неделей «ни о чём», а в графическом романе, где читатель куда внимательней следит за руками автора, любые просчёты смысловых связок сразу же выталкиваются на поверхность оперативной памятью.
И ох сколько тут этих просчётов. Сколько исчезающих в никуда персонажей. Сколько натянутых совпадений. Сколько вопросов, не совпадающих с ответами.
Не то чтобы очень много, но достаточно для того, чтобы здорово раздражать, понимаете, о чём я?
Нет, я не думаю, что все проблемы с сюжетом «Син Титуло» объясняются размазанностью его создания во времени, скорее особенности формы тут усугубили ситуацию. Ну или улучшили её: в конце концов, значительное количество певших комиксу дифирамбы критиков читали его (по крайней мере с какого-то момента) именно страница за страницей, с большой вероятностью опуская, забывая, проглядывая, как мусор, так и дырки.
Но ладно, решим, что Стюарт – новичок в этой роли, попытаемся быть к нему благосклонными. Если закрыть глаза и притвориться, что интрига расписана последовательно и безупречно, то… итог всё равно получается не особо утешительным. И нет, в отличие от коллеги я бы не предпочла загадку без ответа. Когда речь заходит о художественных произведениях, для меня разочарование всегда было предпочтительней фрустрации. Не то чтобы я не была способна оценить красивую тайну, но… как я уже сказала, между «ценить» и «любить» есть разница.
«Син Титуло» я не оценила. И не полюбила. Здесь есть захватывающая завязка, но волнующе закручивающееся повествование, развязывается так разочаровывающе, что уже не важно, что банальное разбавленное лавкрафтианство тут замешано на эстетике, а не на обычных для таких вещей религии или психологии. Вся философия искусства в «Син Титуло» оказывается, если приглядеться, не имеющей отношения к основному конфликту, фантиком для мордобоя, нападающей стороной которого является существо, про которое даже в (небезынтересном) раскрывающем тайну комикса куске нам не могут сообщить что-то большее, чем «и ещё непонятно почему непонятно откуда вылезло Нечто».
И всё это – в компании главного героя, сопереживать страданиям которого и радоваться катарсису которого категорически не получается. Происходящее с ним может быть интересно как собранная из (дырявых) метафор психодрама переживания вины, но как полноценное приведшее к Духовному Росту приключение? Увольте. Вдохновляться тем, что очередному (Особенному) непримечательному белому мужчине сомнительных морально-этических качеств сообщают, что он а самом деле хорош, меняться не надо, а последствия – для слабаков, лично у меня не получается.
А прямо сейчас Кэмерон Стюарт работает сценаристом на серии "Batgirl". Скоро выйдет его первый опус в этом качестве. Если это не венчает разговор о Стюарте, то мы не знаем, что еще.